«Мы можем затормозить механизмы старения». Академик Сергей Лукьянов — о лекарствах будущего и наставничестве в медицинском образовании

Российские ученые ищут ответ на вопрос, почему люди стареют, разрабатывают клеточный препарат, способный навсегда излечить больных диабетом, и испытывают на животных не имеющую аналогов технологию борьбы с аутоиммунными заболеваниями. Об этом, а также о том, как меняется подготовка современных врачей, в интервью «Известиям» рассказал ректор РНИМУ им. Н.И. Пирогова — единственного медицинского университета России, которому присвоен статус «Национального исследовательского», — академик Сергей Лукьянов.

— Университет имени Пирогова — один из старейших медицинских вузов в России, основанный в 1906 году. Понятно, что за этот период подходы к подготовке врачей неоднократно пересматривались. Каковы последние изменения?

— Образование — вещь крайне консервативная, поэтому важен постепенный прогресс и преемственность. Идет эволюция всех направлений, в которых мы работаем. В этом году у нас был достигнут серьезный прогресс в развитии предпрофильной подготовки и профориентации школьников. Мы поняли, что для будущего врача очень важен не только уровень полученных в школе знаний, которые оцениваются по ЕГЭ. Нам важно, чтобы ребята хотели быть врачами и понимали, что это очень сложная профессия с большими психическими, физическими, интеллектуальными нагрузками. Не каждый человек способен с этим справиться. Также мы ввели систему наставничества — когда студенты старших курсов помогают младшим. Это позволяет первокурсникам лучше адаптироваться.

— Если перейти к науке, какие самые передовые разработки университета уже близки к этапу внедрения?

— Завершается реконструкция центра доклинических исследований. В нем будут разрабатываться, испытываться и производиться опытные партии новых лекарств, новые клеточные технологии, биомедицинские клеточные продукты для регенеративной медицины и многое другое. Также там будут создаваться прототипы нового медицинского оборудования.

Сейчас мы находимся в стадии получения разрешительного удостоверения и внедрения в клинику новейших реабилитационных комплексов, сопряженных с интерфейсом «мозг-компьютер». Если в результате инсульта или травмы происходит паралич кисти руки, восстановление подвижности осуществляется с помощью экзоскелета, управляемого от интерфейса, который, используя энцефалограф, ловит сигналы непосредственно от мозга. Проведены полноценные доклинические и клинические исследования. Скоро эта система будет внедрена в клинику.

— А если говорить о клеточных продуктах, что именно вы разрабатываете?

— Наиболее интересный проект связан с тем, чтобы научиться восстанавливать функцию генерации инсулина при сахарном диабете. Мы научились трансформировать клетки самого пациента так, что они становятся способны не только производить инсулин, а еще и реагировать на изменение уровня сахара в крови. Никакой, даже медленно растворяющийся, искусственно введенный инсулин не может заменить природный источник.

Есть работы по восстановлению уретры за счет перепрограммированных стволовых клеток. Такие операции сейчас возможны и будут внедрены в скором времени. Закон о клеточных продуктах только-только вышел, подзаконные акты сейчас дорабатываются. Наша страна, думаю, скоро вступит в эпоху клеточных технологий, и мы окажемся среди лидеров.

— На какие еще разработки, находящиеся в наибольшей готовности, вы бы обратили внимание?

— Для нас наибольший интерес представляет лечение аутоиммунных заболеваний — когда иммунитет вдруг начинает работать против организма. Тут мы создаем принципиально новые технологии, основанные на специфическом воздействии на аутоиммунные клетки моноклональными антителами. Это приводит к долговременным ремиссиям при ряде аутоиммунных заболеваний за счет уничтожения индуцирующих воспаление клеток.

В области онкологии мы сосредоточены на ранней диагностике и планируем создавать технологии жидкой биопсии. Они позволят обнаружить опухоль тогда, когда она еще не видна. Мутация при этой методике будет вычисляться на раннем этапе по анализу крови — в ней остаются следовые количества ДНК опухоли. Найти такие генные мутации можно с помощью секвенирования (определения последовательности нуклеотидов в геноме).

Мы также ведем работы в области генного редактирования. Эта тема очень сложна юридически. Тем не менее мы ею занимаемся, так как существуют мутации, которые приводят к совершенно трагическим последствиям. К примеру, существует такое заболевание, как мышечная дистрофия Дюшенна, когда дети в возрасте 5 лет начинают терять мышечную массу и обречены в 10–15 лет погибнуть. Внесение изменения в ДНК таких детей может привести к тому, что они смогут выжить. Есть разработки по генному редактированию эмбрионов, но сегодня это, конечно, делается только на животных.

— Как вы видите обозримое будущее нашей медицины? И будут ли все эти технологии, о которых вы рассказываете, внедрены при нашей жизни?

— Изменения в медицине будут. Будущее — это комфортные клиники и рабочие места. Это цифровая медицина, когда мы не бегаем с бесконечными бумажками. Карта пациента со всей информацией должна быть доступна любому врачу.

Если говорить о научных успехах, то мы уже их видим. Посмотрите на продолжительность жизни в мире: человек стремится к 80+, во всех развитых странах это уже достигнуто. Когда еще столько жили люди? Кривая продолжительности жизни за последние двести лет идет вверх. И это заслуга именно медицины. Сердечно-сосудистые заболевания выкашивали раньше всех от 40 до 60 лет, а теперь люди спокойно живут.

— А можно ли создать лекарство, которое позволит вообще не стареть?

— Мы пытаемся вскрыть молекулярные механизмы старения. Есть точка зрения, что в течение жизни в организме накапливаются мутации и вредные вещества, вследствие чего мы стареем. Это всё так, но почему они накапливаются? Мы знаем организмы, у которых продолжительность жизни очень резко отличается. Есть мыши, которые живут два года, и есть, которые живут 20 лет. Мы пытаемся выяснить, почему это так.

Человек уже не является объектом биологической эволюции — это объект эволюции социальной. Поэтому мы можем позволить себе жить дольше, лучше, а также вскрывать механизмы старения и, возможно, ломать их. Я считаю, что это задача на ближайшее столетие. Мы можем затормозить механизмы старения.

Одним из самых ярких признаков старения являются изменения тимуса (вилочковой железы). Этот орган производит клетки иммунной системы, которые нас защищают. Разнообразие и богатство этих клеток с возрастом снижается, а у старых людей оно очень низкое, и они не способны защитить себя от нового гриппа. Но если вы возьмете 100–110-летних людей, с которыми работает наш геронтологический центр, у них разнообразие этих клеток такое же, как у 40-летнего человека. Это значит, у них есть какая-то особенность, и она привела к такой продолжительности жизни. Что если мы найдем эту особенность и сохраним функцию тимуса дольше? Такие исследования мы проводим. Именно для увеличения продолжительности жизни.

Нужно понимать, что человек не должен быть вечным, так как через некоторое время останутся только взрослые и старые. Если условия среды поменяются, старые вымрут, и вся популяция исчезнет. Поэтому мы работаем над продлением жизни, но не трогаем проблему бессмертия.

Источник: "Известия"